После рака

«80% с лимфомой Ходжкина можно вылечить»

Татьяна Соловьева, врач-гематолог НМИЦ гематологии Минздрава России, кандидат медицинских наук:

— Лимфома Ходжкина — самая часто встречающаяся лимфома среди молодых взрослых. Заболевание является злокачественной опухолью из лимфоцитов. 

Более 50% пациентов на момент первичного обращения к врачу-гематологу имеют сразу распространенную стадию болезни, часто с поражением не только лимфатических узлов, но и различных органов (легкие, сердце и другие) и костей скелета. Лечение проводится по протоколам химиотерапии в соответствии с Российскими клиническими рекомендациями. У части пациентов в дальнейшем требуется проведение лучевой терапии на остаточные образования.

На сегодняшний день более 80–90% пациентов с лимфомой Ходжкина можно полностью вылечить при условии проведения адекватной индукционной терапии. 

В связи с интенсивностью режимов химиотерапии многие пациенты сталкиваются с различными осложнениями. В частности, на фоне применения больших доз глюкокортикостероидов возможно развитие таких необратимых осложнений, как асептические некрозы костей, что в последующем приводит к развитию вторичных артрозов. Это значительно снижает качество жизни пациентов и приводит к их инвалидизации. 

Коррекция таких осложнений возможна только хирургическим путем с помощью выполнения эндопротезирования пораженного сустава. Ортопеды НМИЦ гематологии Минздрава России имеют большой опыт выполнения эндопротезирования суставов, что позволяет пациентам избежать инвалидизации, значительно улучшить качество жизни, сохранить трудоспособность.

Фото из личного архива Елены Пашиной

Поскольку вы здесь…

У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.

Сейчас ваша помощь нужна как никогда.

ПОМОЧЬ

Спасительная операция

Я не могла допустить мысли, что в гематологическом центре есть травматологи и хирурги. Но когда я в очередной раз пришла на прием к Татьяне Соловьевой, она позвала меня на операцию в гемцентр. Я была удивлена. Потом мы познакомились с хирургом-ортопедом НМИЦ Василием Мамоновым. Посмотрев рентген, он сразу сказал: «Вы наш пациент, мы вас возьмем».

Я понимала, что только операция избавит меня от боли, поднимет качество жизни, вернет мне ноги.

Мне было очень страшно, ведь ноги это не зуб, не волосы, новые не вырастут.

Я искала все возможные способы оттянуть операцию. Был конец мая 2021 года. 

Василий Евгеньевич сказал, что никакие консервативные методы мне не помогут. Я задала ему два миллиарда вопросов, и на все он терпеливо ответил. Когда врач предложил сделать операцию в начале июля, я сразу согласилась.

— А можно сразу две?

— Нет, сразу две нельзя, будет тяжело, — ответил Василий Евгеньевич. — Нужна реабилитация, будем делать по очереди.

Лечение

Современное лечение 4 стадии лимфомы в некоторых случаях оставляет шансы на полное излечение. В связи с этим, с пациентами детородного возраста, как правило, обсуждается вопрос криоконсервации спермы либо яйцеклеток перед началом химиотерапии и лучевой терапии.

Поскольку лимфомы — это группа крайне гетерогенных заболеваний, то тактика их лечения будет определяться гистологической формой новообразования, степенью дифференцировки и другими критериями. Оценка эффективности лечения проводится после нескольких циклов полихимиотерапии, после завершения химиотерапевтического этапа, а также после всей программы лечения.

Лечение лимфомы Ходжкина

В связи с наличием альтернативных терапевтических схем, эффективных при лечении лимфогранулематоза, предпочтение тому или иному протоколу отдается с учетом клинической ситуации.

У пациентов старше 60 лет применяется схема, включающая 6-8 курсов ABVD (доксорубицин, блеомицин, винбластин, дакарбазин). После этого следует лучевая терапия в суммарной очаговой дозе 30-36 Грей на опухолевые очаги, превышающие 2.5 см.

У молодых пациентов при лечении лимфомы Ходжкина 4 стадии предпочтение отдается более интенсивным протоколам — BEACOPP эскалированный или BEACOPP 14 (этопозид, доксорубицин, циклофосфамид, винкристин, блеомицин, прокарбазин, преднизолон, Г-КСФ) с последующим облучением крупных очагов (более 2.5 см) и применением колониестимулирующих факторов. Лимфома Ходжкина у детей лечится по стандартному протоколу Euro-Net-C1 с последующим облучением или без него.

Лечение неходжкинских лимфом

В связи с тем, что данная группа заболеваний включает множество гистологических вариантов, существуют различные протоколы, применяющиеся для лечения 4 стадии лимфом:

1. R-CHOP (ритуксимаб, доксорубицин, циклофосфамид, винкристин, преднизолон).
2. R-CVP (ритуксимаб, циклофосфамид, винкристин, преднизолон).
3. R-FCM (ритуксимаб, флударабин, митоксантрон, циклофосфамид).
4. RB (ритуксимаб, бендамустин).
5. R-CEPP (ритуксимаб, циклофосфамид, этопозид, прокарбазин, преднизолон).
6. R-CEOP (ритуксимаб, циклофосфамид, этопозид, винкристин, преднизолон).
7. R-CNOP (ритуксимаб, циклофосфамид, митоксантрон, винкристин, преднизолон).

Подобных протоколов для лечения лимфом на 4 стадии существует гораздо больше. Предпочтение в пользу той или иной схемы отдается врачом с учетом клинических особенностей и гистологического варианта опухоли.

Возможно также применение лучевой терапии в суммарной очаговой дозе до 40 Гр в зависимости от состояния пациента. Хирургическое лечение чаще носит паллиативный характер и выполняется по жизненным показаниям.

При наступлении ремиссии, контрольные осмотры пациенты проходят каждые 3 месяца в течение первых 2 лет, далее каждые полгода в течение последующих 3 лет и затем 1 раз в год.

Чудо: опухоли начали исчезать!

После второй иммунотерапии МРТ мозга показало уменьшение больших опухолей почти на 50–60%! А мелких опухолей было вообще не видно! Это были отличные новости, и я наконец вернулась из больницы к маленькому сыну.

Третью иммунотерапию мне сделали в очень торжественный день — 1 октября 2018 года, это был день вручения Нобелевской премии в области медицины врачам и физиологам за труды как раз в области иммунотерапии при лечении рака. Еще в 2014 году диагноз меланома, да еще и с метастазами, да еще и в мозгу был смертельным приговором, а сегодня это лечение стало доступно мне и всем, кто в нем нуждается. Благодаря открытию ученых у меня появился шанс. Иммунотерапия эффективна при большинстве опухолей, которые считаются неизлечимыми, когда не помогает ни радиотерапия, ни химиотерапия, ни даже операции по вырезанию этих опухолей.

Если в августе 2018 года у меня было восемь опухолей, разбросанных по всему мозгу (причем две из них размером 11 мм и 16 мм в диаметре), то в октябре после курса иммунотерапии и радиотерапии их осталось четыре (самая большая — 7 на 6 мм).

Конечно, этим не ограничивалось мое лечение. Я пересмотрела свое питание, начала работать с нутрициологом. Я стала делать медитации и визуализации. Из своей головы аффирмациями Луизы Хей и Джо Диспензы я вычищала все негативные мысли. Каждый раз принимая душ, я по многу раз повторяла, что «каждая клеточка моего тела чиста и здорова». Я также работала с психологом.

Однако иммунотерапия вызвала у меня серьезное поражение печени. Нормальные показатели были превышены более чем в 100 раз! Врачи после этой диагностики чуть не положили меня в интенсивную терапию и долго удивлялись, как я нахожусь в сознании при таком уровне поражения. Но я ведь хотела жить, параллельно я еще и работала, и училась на коуча, так что болеть мне было некогда. Решено было иммунотерапию прервать. Временно мне назначили большую дозу стероидов для восстановления печени. У них было много побочных эффектов. Меня начала мучить бессонница, я спала по четыре часа в день. Появилось акне — мелкие прыщи по всему телу, молочница во рту, которая вызывала полное изменение вкусов (соленое казалось сладким и наоборот) и боль при любом приеме пищи. Но самым ужасным было опухание и раздутие лица. Я была похожа на круглого хомячка. Порой я не узнавала себя в зеркале. Приходилось заново принимать свою внешность. Было сложно. ПЭТ КТ — сканирование тела — показало, что радио- и иммунотерапия очень помогла, я вошла в ремиссию. Так хотелось жить! Каждую секунду! И проживать эти секунды на полную мощь.

Потом мне назначали таргетную терапию из двух дорогущих лекарств. Одно выдали, а второе пришлось покупать: таблетки на два месяца стоили нам полмиллиона рублей! В следующий раз лекарства оплатила страховая компания. Но постепенно я возвращалась к жизни нормального человека, начала заниматься спортом и даже участвовать в забегах. К середине 2020 года мне удалось достичь полной ремиссии, но еще полгода врачи наблюдали за шрамом, который образовался на месте опухоли в мозгу. И к декабрю 2020 года наконец мой доктор на обследовании впервые произнес, что опухолей больше нет: «Поздравляю вас! В головном мозге и теле по результатам сканирования все чисто!»

Типы лимфомы Ходжкина

У заболевания есть несколько типов, каждый из которых особым образом развивается и требует различных подходов к лечению.

Классический лимфогранулематоз
Развивается в клетках Рид-Березовского-Штернберга, которые представляют из себя измененные В-лимфоциты. В пораженных лимфоузлах они содержатся в небольшом количестве. Их окружает множество нормальных иммунных клеток, которые вызывают отеки – увеличение размеров органа из-за скопления жидкости.
В развитых странах составляет более 9 из 10 всех диагнозов, имеет 4 подвида:

• Нодулярный склероз – чаще всего встречается у подростков и молодых людей, но может возникнуть в любом возрасте. Обычно начинается в лимфоузлах шее или груди.
• Смешанно-клеточный
  вариант – в основном наблюдается у ВИЧ-инфицированных, а также у детей и пожилых. Может появиться в любой области организма, но, как правило, обнаруживается в верхней половине тела.
• Лимфоидное истощение – встречается не часто, в большинстве случаев поражает верхнюю часть туловища и редко выявляется более чем в нескольких лимфоузлах.
• Богатая лимфоцитами – обычно развивается у пожилых и людей с ВИЧ-инфекцией. Как правило, поражает лимфатические узлы живота, селезенку, печень и костный мозг. Более агрессивна, чем прочие виды – быстрее растет и хуже поддается лечению.

Нодулярный тип лимфоидного преобладания лимфомы Ходжкина – составляет около 5% всех диагнозов. Его клетки Березовского-Рид-Штернберга видоизменены и визуально отличаются от тех, что обнаруживаются при классической форме заболевания. Обычно начинается в лимфоузлах на шее и подмышкой, поражает людей разного пола и возраста, развивается медленнее и требует особого подхода к .

Время помогать другим

Сейчас мой тренер Елена Алексеевна еще и депутат, а я – ее помощник. Нас объединяет желание расширить возможности для реабилитации людей с тяжелыми травмами. С этой проблемой столкнулась лично. Раньше приходилось постоянно выезжать в Москву на реабилитацию, так как в нашем городе не было нужного оборудования. Два года назад с Еленой Алексеевной начали решать эту задачу. В декабре 2023 года случилось то, чего я очень ждала: Урайская окружная больница медицинской реабилитации пригласила меня на тестирование нового оборудования. Было закуплено все, что необходимо, и даже больше! Благодаря совместной работе с депутатами, муниципальной администрацией, здравоохранением в нашем городе теперь имеется эффективное оборудование для восстановления навыков ходьбы. Люди уже проходят реабилитацию на этих тренажерах.

Я мечтаю попасть на международные соревнования, но нам говорят, что женщин с классом С1 туда не берут, их слишком мало. Для себя решила, что буду стремиться дорасти до С2, чтобы была честная конкуренция. Три года назад я выполнила норматив мастера спорта России, сейчас продолжаю ежедневно заниматься, улучшаю спортивные результаты и в будущем обязательно встану и проплыву на международных соревнованиях.

Анастасия Белоглазова
участница проекта по наставничеству «Медиаштанга»

Диагностика лимфомы Ходжкина

Большинство случаев лимфогранулематоза обнаруживается при обращении к врачу из-за появления симптомов или плохого самочувствия. Для выявления лимфомы Ходжкина специалисты проводят осмотр, опрашивают пациента о проблемах со здоровьем, факторах риска, уточняют дату появления проблем со здоровьем и назначают ряд процедур:

• Анализы крови: помогают понять, насколько серьезно успел пострадать организм, определять его способность переносить определенные виды лечения, выявлять нарушения работы почек и печени, а также обнаруживать ВИЧ, гепатит В и С. Общий анализ: измерение количества различных клеток крови. СОЭ – скорость оседания переносящих кислород эритроцитов: необходим для оценки тяжести воспалительных процессов в организме.
• Визуализирующие исследования – получение изображений внутренних тканей с помощью рентгеновских лучей, магнитных полей, звуковых волн или радиоактивных частиц. Данные методы используются для поиска причин появления симптомов, определения заболевания, оценки эффективности лечения и поиска признаков рецидива – возвращения лимфомы: Рентгенография: позволяет обнаруживать увеличенные лимфатические узлы в грудной клетке и повреждения костей. Компьютерная томография, КТ – множество рентгеновских снимков, сделанных под разными углами, объединяются в одну подробную «картинку», на которой специалист может обнаружить увеличение лимфоузлов или других органов. КТ обычно назначается для оценки состояния областей шеи, груди, живота и таза. Магнитно-резонансная томография, МРТ – создание крайне подробного изображения тканей с помощью радиоволн и сильных магнитов. МРТ особенно эффективна при выявлении поражений спинного или головного мозга. Позитронно-эмиссионная томография, ПЭТ. До проведения процедуры пациенту вводится радиоактивное вещество, которое оседает в измененных клетках. Затем выполняется сканирование, обнаруживающее любое его скопление во всех частях тела.
• Биопсия – взятие небольшого количества тканей для исследования свойств их клеток. На сегодняшний день этот метод является единственным способом, позволяющим безошибочно устанавливать диагноз. Образцы забираются из лимфатических узлов, костного мозга или других структур, передаются в лабораторию и тщательно изучаются.

Специалисты онкологического центра «Лапино-2» проводят полную диагностику лимфомы Ходжкина – быстро, без очередей, на самом современном оборудовании.
У нас работают только настоящие профессионалы своего дела – доктора с большим опытом в области выявления и борьбы с опасными для жизни опухолями.
Кроме того, к нам можно обратиться за вторым мнением – консультацией высококвалифицированного врача любого профиля. Эта услуга позволяет пациентам убедиться в правильности поставленного диагноза или выявить ошибки и неточности в имеющихся заключениях.

Все началось с родинки

Летом 2017-го я зацепила молнией родинку на левой груди, которая у меня лет 15, и она закровоточила. Потом вроде бы зажила. Когда спустя время я пришла к доктору, дерматолог посмотрела на родинку через приборы, ничего не обнаружила и сказала прийти через полгода. Но вскоре я забеременела — это было в октябре, а в декабре родинка начала вновь кровоточить, стала выпуклой, немного подросла. Я ждала, что само пройдет. Но в январе 2018 года мой муж отправил меня к доктору.

Значительно позже, когда я изучала научные исследования в области рака кожи, то поняла, что сама его заработала. У меня белая, нежная кожа, которая любит обгорать. А я обожаю солнце, и мне всегда нравилась загорелая кожа. У меня всегда было много родинок, и после загара у моря их количество увеличивалось. 

О защитных кремах я долго ничего не знала и ходила в часы пик на пляж, чтобы загореть… Кремом меня только будущий муж научил пользоваться. Он всегда переживал за мою белую кожу.

Обгорала ли я? Да, и не раз. В 23 года в последний день отпуска в Монако я обгорела так, что до сих пор помню: с ног до головы. Со всех сторон я была красная как рак, когда добралась до отеля. А утром надо было лететь в Москву. Как же все болело тогда!

Обгорание кожи не всегда выступает причиной возникновения злокачественной опухоли. В моем случае это был еще невероятный стресс от резкой смены всего, что было привычного в моей жизни: смерть близкого мне человека, переезд в другую страну, замужество, смена деятельности, еще один переезд в третью страну, беременность. Все это случилось разом, и думаю, что мой организм не выдержал. Гормональный сбой, лимфатическая система в таком состоянии не смогла распознать раковые клетки, и понеслось…

Выздоровление

Автопортрет / Полина Синяткина

Помнишь момент, когда осознала, что здорова?

Туберкулез — это такая болезнь, при которой выздоровление происходит плавно. Динамика страшно медленная. Каждые два месяца делается контрольный снимок, и обычно результат не сильно виден. Я даже не знаю точно, когда выздоровела. Спустя пять месяцев у меня полость заросла, это переломный момент был. Тогда я узнала, что мне не нужна операция. Еще через два месяца фиброзная часть стала меньше. То есть ты понимаешь — заживает. Но после туберкулеза всегда остается шрам. У меня есть картина на выставке — «Автопортрет». Там мой рентген, и там виден мой шрам. Второй переломный момент — это когда заканчиваешь прием препаратов. В феврале я перестала пить таблетки, и прямо хотелось отметить это. Десять долгих месяцев я их пила. Они тяжелые. Выпиваешь — и сразу надо прилечь, потому что плохо. Для каждого, кто переболел, конец таблеткам — это целое событие. Однако нужно сразу начинать восстанавливаться. И пить другие таблетки. (смеется)

Чему тебя научило нахождение в клинике?

К самой болезни изменилось отношение. Стала видеть туберкулез не как что-то страшное, а как проблему, с которой нужно бороться. Научилась понимать себя. Понимать, чего я хочу от жизни. В какую сторону идти и что делать. До болезни я металась, и было непонятно. Сейчас какая-то определенность и уверенность появились, внутренние силы. Понимание, что во все, что делаешь, нужно вкладывать смысл. Например, сейчас я работаю над новой серией картин, она посвящена любви на расстоянии. Это снова обо мне и Йоханнесе. Я думаю, это многим парам знакомо.

Мне кажется, мне туберкулез дал больше, чем отнял.

«Я думала, что нормально отреагирую на диагноз, но когда он подтвердился — заплакала»

В августе 2008 года наконец появилась ясность. Опухоль на щеке снова выросла, но на этот раз никуда не исчезла. Потом лимфоузлы вздулись до размера крупных виноградин. Мне было больно, поднялась температура. Если раньше я не испытывала никакого дискомфорта, то здесь мне реально было плохо. 

1 сентября я пришла на школьную линейку 11-го класса, можно сказать, попрощаться с одноклассниками. А 2 сентября мы с мамой сами поехали в РДКБ. Меня сразу госпитализировали и забрали один шейный лимфоузел на биопсию. Врачам стало очевидно, что это рак.

Не дожидаясь результатов биопсии, медики поставили мне центральный катетер и начали первую химиотерапию. Тянуть с лечением гематологи не хотели, потому что опухоль росла и могла поразить другие органы, дать метастазы. 

Хотя до 11-го класса я жила обычной жизнью, у меня в голове всегда крутилась мысль, что рак для меня неизбежен и его появление — вопрос времени. Ведь с 11 лет я время от времени приезжала в РДКБ, видела там лысых детей в масках и как-то на подсознательном уровне чувствовала, что и меня это ждёт. Но готов к лимфоме ты всё равно никогда не будешь. Я думала, что нормально отреагирую на диагноз, но когда он подтвердился — заплакала. 

При этом медики старались быть бережными и вселить в меня уверенность. Они не утаивали, что у меня опухоль, но подчеркнули, что она лечится, шансы хорошие, есть протокол лечения. С одной стороны, я верила, что мне помогут, потому что теперь врачи знали, что делать, и неопределённость осталась позади. А с другой — возникала мысль: вот и я теперь буду лысой, в маске, как все те дети, которых видела. 

«Живите полноценной жизнью»

Когда сделали первую ногу, я сразу спросила, а когда вторую? Сказали, что не раньше, чем через полгода. Через три месяца я пришла на контроль. Прооперированная нога чувствовала себя прекрасно, а со второй стало совсем плохо. Я была готова сделать операцию за деньги, уже совсем не могла терпеть. Оказалось, что сейчас есть квоты, и операцию можно сделать в ближайшее время. Уже через три месяца меня взяли на повторную операцию.

Я до сих пор благодарна всем хирургам-ортопедам отделения. Я их благодарю каждый день, когда утром просыпаюсь без боли и встаю на свои собственные ноги.

На днях прошел год после второй операции, мы сделали контроль. Василий Евгеньевич сказал, что все отлично, все вросло как надо.

— В следующий раз жду вас через пять лет.

— Как через пять лет?!

— Раньше не надо. Прошел год наблюдения, у вас все хорошо. Пожалуйста, живите полноценной жизнью, мы для этого работаем. И жду вас через пять лет на контроль.

Почему так нужен психолог

Еще я работала с психологом, пока лечилась. Это тоже важная часть лечения. В тот момент, когда больно, страшно, тяжело, хочется махнуть на все рукой и сказать: «Будь, что будет». Нужно не растерять свои силы, внутренний ресурс, чтобы пережить лечение. 

У нас в России как-то не принято обращаться к психотерапевтам. Я всегда говорю так: если у нас болит зуб или живот, мы считаем нормальным пойти к стоматологу или терапевту, а когда у нас болит душа, мы почему-то считаем зазорным пойти к психологу, будто это какая-то блажь. 

В ситуации с тяжелым лечением помощь психолога очень важна. Я знаю, что существуют даже онкопсихологи, и их консультацию можно получить по ОМС.

Существует институт «равных консультантов». В качестве консультанта выступают люди, которые прошли через лечение и болезнь.

Они могут оказать помощь и поддержку тем, кто только столкнулся с диагнозом и только начинает лечение. 

Я тоже думаю о том, чтобы стать равным консультантом. Помню, сколько было вопросов, страхов, когда я услышала диагноз, и эти вопросы было некому задать. Реакция обычных людей может быть непредсказуема. Они не знают, как общаться с такими людьми как мы, у кого есть онкологический диагноз. У каждого, кто столкнулся с тяжелым заболеванием и сложным лечением, должна быть возможность получить психологическую помощь.

«Весь основной удар от болезни взял на себя мой муж»

Для нас новость о том, что у меня рак, была шоком. Но благодаря моему мужу у меня ни разу не было соблазна отрицать, что я больна, откладывать обследования или лечение

Да, сложно поверить в то, что у тебя рак, но мы сумели быстро взять ситуацию под контроль, и это было очень важно.

Весь основной удар от болезни взял на себя мой муж, он поместил меня в своеобразный вакуум, моей задачей было только собраться и лечиться. Все остальное было на нем. Я не запоминала имена, адреса, назначения – для меня все происходило как в тумане. Именно муж искал врачей, читал о моей болезни, следил за выполнением всех назначений

Это очень важно, чтобы в такой момент рядом был человек, который поддержит.

Для меня страшнее всего было рассказать о болезни маме. Сначала о диагнозе узнал мой муж, потом его мама, потом мой папа, и только, когда моя мама начала подозревать, что мы от нее что-то скрываем, я рассказала и ей. Для нее это было очень тяжелый удар, после этого она 3 года лечилась сама, на нервной почве к ней прилипли все болячки.

Для меня было очень важным, чтобы близкие друзья и родственники поддерживали меня своим настроем. Мы сразу обговорили, что я не хочу, чтобы вокруг меня были люди с серыми лицами, в слезах. Я попросила задавать мне вопросы, если они есть, и старалась откровенно все рассказывать.

Но о моем диагнозе знали только самые родные и близкие друзья. Нам не хотелось распространяться, не хотелось, чтобы люди показывали пальцем и задавали ненужные вопросы. Часто окружающие, узнав о таком диагнозе, стесняются, опускают глаза при встрече, а бывает, что даже перестают считать больного нормальным человеком, кто-то жалеет, а мне бы это не помогало, а только расстраивало.

Мам, я что, умираю?

Про хоспис, как и про свой диагноз, я тоже не стала гуглить, мне было неинтересно — знала только, что там умирают люди. В ходе этого интервью я вообще поняла, что я недалекий человек, потому что единственное, в чем я хорошо разбираюсь, — анимация и шоу-бизнес. Я даже учила порядок выхода первых диснеевских фильмов! Сколько ненужной информации…

А узнала я о том, что еду в хоспис, на дне рождения моего двоюродного брата. Тетя говорит мне: «Ты в курсе, что тебя мама записала в умирающие?» А она рядом сидит. Я ответила: «Нет» — и замолчала.

А потом, как-то вечером, спросила: «Мам, я что, умираю?» Тогда она открыла сайт хосписа и показала, что есть такое место, где не обязательно умирать, объяснила, что нам просто нужна помощь — психологическая поддержка, потому что все вокруг твердят, что надежды никакой. От врачей фразу «медицина здесь бессильна» мы слышали десятки раз, и я настолько от нее устала, что меня уже колотило. Во время приемов на моем лице ясно читалась ненависть, а иногда я говорила это докторам прямым текстом. Хотя мачеха и отчим у меня врачи. (Смеется.)

Но потом начался период, когда я действительно думала, что умираю. Не знаю почему. А затем мне стало казаться, что умирает мама. Это очень странное состояние, видимо какое-то паническое расстройство. Я каждую ночь проводила с мамой максимум времени, хотя ничего не происходило. Обычные дни. И думала про себя: «Как я буду без нее?»