Воображение и эмпатия
Часто воображение связывают именно с творческой деятельностью — точнее, с искусством или научными открытиями.
Анализируя джазовую импровизацию, исследовательница отмечает, что музыканты всегда создают новые секвенции, используя заранее придуманные паттерны и одновременно реагируя друг на друга прямо во время игры. «Нож» недавно рассказывал о том, как работает воображение в современном танце: хореографы изобретают текучие и постчеловеческие тела, опираясь на разные философские теории.
Но давайте выясним, как часто и каким образом задействовано воображение не только в науке и искусстве, но и в нашей каждодневной жизни. В этом поможет феноменология — философское направление, которое изучает взаимодействие с миром от первого лица. В основе этой концепции стоит познающий субъект, все переживания которого направлены на некий объект. Но феноменологи предполагают, что субъект воспринимает мир не только из той точки, в которой он или она сейчас находится, но из множества возможных (потенциальных) точек.
Например, когда вы смотрите на чашку, то видите только одну ее сторону, но одновременно можете в общих чертах представить, как она выглядела бы с других сторон. Так в восприятии возникает цельный объект цилиндрической формы, с ручкой и дном.
Главный тезис Мерло-Понти состоит в том, что восприятие и воображение укоренены в теле. Когда мы говорим о том, что нужно «посмотреть на ситуацию чужими глазами», то имеем в виду буквально это: чтобы проявить эмпатию, мы как бы занимаем позицию другого в пространстве и по отношению ко всем остальным объектам.
Взгляд в корень
И все-таки воображение — это еще и инструмент, который создает лучшее будущее. «Представить себе будущее — значит его изменить», — пишет урбанист-футуролог Дарран Андерсон. Многие его коллеги говорят о радикальном воображении — по определению левого политического стратега Патрика Рейнсборо, это такое воображение, которое залезает в корни системных проблем (radical означает еще и «корневой»).
Пример радикального воображения — научно-фантастическая литература. К sci-fi часто относятся пренебрежительно, но лучшие образцы жанра несут по-настоящему мощный утопический заряд. Чтобы описать его, исследователь Дарко Сувин ввел понятие новума — это закон, техническое изобретение или изменившееся состояние природы, которое заставляет пересмотреть вообще все принципы, по которым протекает жизнь.
Сувин назвал научную фантастику литературой когнитивного остранения.
Ценность длинных литературных текстов именно в подробности, какой редко удается достичь теориям.
Но, кроме того, фантасты всегда отталкиваются от текущего момента — остраняют (описывают со стороны) реальность, а значит, критикуют ее. Вот несколько известных примеров, когда научно-фантастическая литература становилась частью, если даже не основой, освободительных движений.
В общем, фантасты опираются на настоящие проблемы, когда рисуют утопическое (а чаще антиутопическое) будущее. Так же поступают и футурологи, которые занимаются прогнозированием уже не ради искусства, а консультируют крупный бизнес и политические кампании.
Социолог Джон Урри в 2016 году написал книгу «Как выглядит будущее», в которой выделил шесть техник, с помощью которых человечество готовится к завтрашнему дню:
1. Проводят аналогии с прошлым — например, когда сейчас прогнозируют, как новые технологии повлияют на общество, то вспоминают, как изменился мир после появления телефонной связи или компьютеров. Такие версии часто оказываются довольно точными по содержанию, но не по времени, потому что редко учитывают появление неожиданностей, которые перевернут игру (вроде кремниевых процессоров, благодаря которым в 1960-е мощность компьютеров стала резко расти.
2. Изучают, какие варианты будущего не состоялись и почему — например, стало понятно, что редко имеют смысл прогнозы, в которых новые технологии мгновенно заменяют старые. Чаще они долго сосуществуют — дело тут и в социальных привычках, и в экономических выгодах.
3. Выражают свои страхи в антиутопиях. Урри выделяет пять расхожих антиутопических сюжетов:
— крах общества из-за истощения ресурсов;
— установка тотального контроля;
— атомизация, при которой человеческое общение становится невозможным из-за психологических изменений или внешних условий;
— появление множества правил и законов, которые ведут к утрате богатства;
— захват власти киборгами.
4. Создают утопии.
5. Экстраполируют элементы настоящего — описывают, как некая тенденция, которая уже сформировалась в настоящем, определит будущее.
6. Сценарное планирование (ретрополяция) — самый интересный вариант: сначала описывают мир через заданное количество времени, а потом анализируют, какие события и в какой момент должны будут произойти, чтобы попасть в описанное состояние из текущего. Пример ретрополяции — книга «Мир, который мы создали» Джонатона Порритта, одного из лидеров зеленого движения. В ней рассказчик говорит из 2050 года, но всё время вспоминает, какие события позволили человечеству почти полностью перейти на возобновляемые ресурсы и существенно снизить экономическое неравенство.
Кто страшнее: ягуар или европеец?
Как и многие антропологи, он исследовал «другие» культуры, например индейскую, но с необычной целью. Если много лет задачей антропологии было максимально точно описывать «странные» чужие практики, то де Кастру предложил обратиться к амазонским туземцам, чтобы пересмотреть взгляды западной науки на устройство мира.
Одним из главных открытий Кастру стал межвидовой перспективизм, то есть возможность смотреть на мир не только человеческими глазами, но и глазами ягуара, мертвеца, духа. Кастру вспоминает анекдот, который приводил в своих текстах этнолог Клод Леви-Стросс: открыв Америку, испанцы пытались проверить, есть ли у туземцев душа, а туземцы бросали захватчиков в воду, чтобы узнать, есть ли у них тело — будет ли оно гнить.
Ближе всего к решению этой проблемы подходят шаманы: во время ритуала они буквально превращаются в животное, существуют в его теле и смотрят его глазами. По мнению Вивейруша де Кастру, перспективизм и шаманизм проявляют принципиальную разницу между познанием в западной и многих незападных культурах:
Воображение вообще идет рука об руку с объективацией, особенно коллективное воображение, которое выражается в мифах и стереотипах или, точнее, подчиняется им. Это воображение позволяет европейцам, которые никогда не погружались, скажем, в азиатские культуры, на ходу представлять себе благовония, шумные улицы и людей на одно лицо. В воображении возникли и закрепились идеи о женщине-загадке или женщине — любящей матери, и, чтобы вообразить женщину-руководительницу или расчетливую преступницу, нужно постараться.
Так что Платон был не так уж неправ, когда писал об опасности воображения.
Против вдохновения
Мы показали воображение как набор техник, которые можно сознательно применять: от самых небольших и самых общих («видение как», притворство, эмпатия) до конкретных алгоритмов (ретрополяция, создание новумов, перспективизм). Но часто воображение связывают с загадочными процессами, в которых человек будто бы не до конца контролирует и осознает себя. Говорят о вдохновении, инсайтах, полете фантазии.
Но что получится, если просто отдаться свободным ассоциациям? Если посмотреть на произведения искусства, авторы которых часто рассуждают о вдохновении, вместо сильной работы часто можно увидеть набор стереотипов, скрепленных в разных последовательностях. Это может работать, ведь эти стереотипы часто составляют наше общее естественное поле. Но по-настоящему сильные впечатления, тот самый утопический импульс мы получаем, когда сталкиваемся с идеями, которые идут против здравого смысла.
Здравый смысл заставляет многих из нас думать, что посмотреть на мир глазами ягуара не выйдет; что жители Земли вряд ли когда-нибудь станут последовательными гермафродитами.
Но есть идеи, которые вроде бы шокируют куда меньше, но при этом кажутся совсем невозможными. Например, мысль о том, чтобы разорвать причинно-следственную связь между трудом и заработком: люди по-прежнему будут работать и производить товары, но деньги будут получать не за это, а в форме безусловного базового дохода — ежемесячных выплат для всех, которые не зависят вообще ни от чего и на которые можно вести достаточно приличную жизнь. Можете ли вы представить себя в таком мире через всё те же 50 лет? Какие ценности были бы в этой реальности, какие проблемы, какие профессии, какое искусство?
Если представлять сложно, то это не просто так: вера в то, что так быть не может, формировалась десятилетиями. Об этом пишут Ник Срничек и Алекс Уильямс в книге «Изобретая будущее», и это одно из самых ярких исследований здравого смысла за последнее время — с подробностями о том, как его выращивают в аналитических центрах, медиа, экономических программах и как он медленно проникает повсюду.